Пианино, пальма и еще раз 14 чемпионов мира
Дедушка
внимательно посмотрел на свою ладонь с двумя загнутыми пальцами и убедился, что
часы его работают исправно - до победы по просрочке времени оставалось ровно
три минуты.
Растопырив веером оставшиеся незагнутыми
три пальца, наподобие короны примадонны, довольный старичок побрел к шахматному
столику, намурлыкивая под нос популярную мелодию:
Три минуты,
три минуты,
Это много
или мало?
Проходя мимо раскрытого пианино, шахматист ткнул
растопыренными пальцами в черно-белые клавиши. Инструмент в ответ жалобно застонал:
"Ой, блин, больна – а – а!"
- Да, тремя пальцами симфонию не сбацаешь, - стал оправдываться
шахматист.
- Браво, брависсимо! Бис! – в экстазе по театральному заныла на кухне бабушка. – Просимо
"Мурку"! **
Воодушевленный такой реакцией зала, шахматист начал
елозить по черно-белым клавишам пианино столь же бездарно-бездумно
как и по черно-белым клеткам шахматной доски. Аккорды заполнили всю комнату, им
стало тесно в замкнутом пространстве и они принялись ломиться в окна и стены, в
потолок.
В ответ соседи с верхнего этажа стали стучать по
трубам, что обычно делают, когда хотят сказать нечто вроде "Умолкни ты,
наконец!"
- Труба солирует! – отметил музыкант.
Соседи справа стали барабанить в стену, дай, мол,
покоя.
- Барабан здесь очень кстати! – подумал дед и еще
сильнее напряг инструмент.
От ужаса завыла кошка и вскоре ее поддержали
соседские собаки с первого, шестого и девятого этажей.
Свежий
ветерок распахнул окно и дедушкина музыка сначала тоненькой струйкой, ручейком,
а затем уже могучей полноводной рекой устремилась в широкие просторы древнего
града. Она полилась по улицам и проспектам, заполнила набережные, стадионы и
площади города. Мелодию украсили звуки заводских и пароходных труб, клаксоны
автомобилей и сирены пожарных машин и карет скорой помощи.
Даже природа не осталась равнодушной – откуда ни возьмись налетели тучи и загремели раскаты грома: ба-а-бах !!
Солнышко, краешком глазика выглянув из-за тучки,
своими лучами, словно пальчиками по струнам, пробежалось по сосулькам, те
закапали валдайскими колокольчиками: дзинь-дзинь-дзинь.
Река зашуршала волнами, одна из них запрыгнула на
набережную и растеклась по ней: ш-ш-ш-ш.
Ветер благодарно захлопал форточками, как в
ладошки, аплодируя.
Эти аплодисменты перебил детский сад – вышел на
прогулку: га-га-га, вороны стали передразнивать воробьев: чик-чирик да чирик.
В спортклубе шахматные часы зазвонили
будильниками, дзюдоисты горохом посыпались на маты: хрясть-хруст-хлоп-ой,
блин…
Дедушка
еще раз нажал на белую клетку пианино, случайно не на ту. Бабушка сразу
почувствовала фальшь: "…дирижер на
репетиции симфонического произведения прервала игру и с досадой произнесла:
"За седьмым пультом – бекар. Не слышите вы что ли, Бекар!"
Оказывается, в ключе стоял бемоль, но в одном такте требовалось чистое
"ля", а скрипач не заметил бекара (отказ) и взял "ля
бемоль". Сквозь ансамбль всех струнных инструментов дирижер (между прочим,
без партитуры) услышала за седьмым пультом первых скрипок разницу в
полтона!" ***
Услышала
фальшь и кошка. Нервно вспрыгнув на пианино и поскользнувшись на его
девственной полированной поверхности, она захлопнула крышку…Дедушка взглянул на
свою часы-ладонь: трех оттопыренных пальцев на месте
не было.
- Ура! Победа! – вскричал от боли шахматист.
Прибежавшая на радостные стоны и вопли бабушка,
сделала примочку, поцеловала отшибленные пальцы-стрелки и часы пошли вновь как
новые, четко показывая, что осталось три минуты!
Затем восторженная слушательница вручила
исполнителю цветок, даже скорее не цветок, а с трудом выращенную в суровом
климате десятилетнюю пальму в треснутом горшке– красу
и гордость всей семьи.
Радостный музыкант в восторге переломил цветок у
самого корня и, помахав им по сторонам, словно отгоняя мух или приветствуя
переполненный зал, поставил его в треснутый стакан:
- Благодарю, благодарю! Я всех вас люблю! I love you –у-у-у!
Марк Тайманов оставляет автограф в
дедушкином «Учебнике…»
- Даже увлекшись, не бей руками по клавишам, рояль
– твой друг! ***- кажущеся
строго произнес выдающийся пианист и шахматист Марк Тайманов,
взирая на все происходящее из своей портретной рамки, как из ложи, и тихо
добавил: - Случайно можно сыграть плохо, а
случайно хорошо – никогда! ***
Потом он улыбнулся своей мягкой интеллигентной
улыбкой и почти что потребовал: - Судьба
артиста зависит от счастливого случая, но к нему нужно быть готовым всегда! ***
Бабушка,
как уже известно, в отличие от пианиста, в музыке разбиралась. Она даже знала
семь нот. Запомнить их было нетрудно, так как внучек-дзюдоист придумал
несложную скороговорку: "Дзю-до,
дзю-после, дзю-ре, дзю-ми, дзю-фа, дзю-соль, дзю-ля, дзю-си". Правда, нот получалось восемь, но кто там
будет считать.
Горестно
склонившись над треснутым горшком, как над могилкой, где припорошенные землицей
мирно покоились корешки свежесорванной пальмы, бабушка
предалась таймановским размышлениям: "Быть может, шахматы в прошлом были игрой, но
современные шахматы в своем развитии все в большей мере приобретают черты
подлинного искусства. Если искать аналогии среди искусств, то шахматы более
всего сходны с музыкой." ***
…"Певцы" Тургенева, вагнеровские
"Нюрнбергские майстерзингеры",
многочисленные конкурсы пианистов, певцов, скрипачей – все это соревнования, но
музыка от этого не становится спортом.
…Законы, определяющие связь амплитуды и частоты
колебаний с силой звука и высотой тона, тембры, обертоны…Да
что там! Даже материал струн, взаимодействие смычка, струны и дерева скрипки,
законы резонанса - чем это не наука? Но музыка не перестает быть искусством." ***
В поисках поддержки в правильности своих выводов,
бабушка взглянула на кошку, - бестолочь, на деда – то же самое (кроме
похоронного марша "Бум-бум, бу-бу-бу, бу-бу, бум-бу-бум" ничего
толком исполнить не может), прошлась взглядом по портретам, столкнулась с Таймановым , - привет! – ой, его
знаменитое интервью!
"Марк Евгеньевич! Вы – шахматист и пианист, и
конечно, не раз задумывались о взаимосвязи этих, казалось бы, полярных жанров
искусства. А могли бы Вы через музыкальные ассоциации сравнить творческие
образы великих шахматистов с великими композиторами?"
Потом
был экспромт - блестящие ответы, бабушка мгновенно воспроизвела их в памяти.
"Итак, если начать издалека, то первый чемпион мира Вильгельм Стейниц – великий мыслитель, стратег, родоначальник различных
направлений в исторической эволюции шахмат сразу же вызывает в памяти образ
гениального Иоганна Себастьяна Баха с его глубиной, возвышенным интеллектуализмом,
монументальностью и широтой этических и философских взглядов.
Другой классик – Эмануил Ласкер, развивший многие
из научных постулатов своего предшественника, - мыслитель и творец, уделявший
внимание психологическим аспектам борьбы, воскрешает в памяти масштабные,
насыщенные эпическим содержанием и яркие по звучанию опусы Людвига ван Бетховена.
О несравненном Хозе Рауле Капабланке, словно излучавшем
и в жизни, и в партиях светлое мировосприятие, игравшем интуитивно,
непосредственно и филигранно, можно говорить еще более определенно. Это,
бесспорно, Вольфганг Амадеус
Моцарт.
Проведенные параллели символизируют классические
тенденции и в музыке, и в шахматах.
Следующий чемпион мира Александр Алехин уже из
другого художественного направления. Он – романтик. И романтик русский. Его
партии – это стихия темпераментной фантазии, ярких образов, эмоционально
насыщенных сюжетов. Таким вошел в историю и его соотечественник Сергей Рахманинов, чья
музыка исполнена романтического содержания, широкой русской напевности.
Не смог я тогда подобрать музыкальное сравнение
пятому чемпиону мира. Быть может потому, что Макс
Эйве был
профессиональным ученым, математиком, личностью рациональной - интеллектуальных
свойств и художественно-эмоциональных ассоциаций не будоражил. Хотя, уверен, уделив время и пофантазировав, найти музыкальную
параллель доктору Эйве, конечно же, вполне возможно.
Михаил Моисеевич Ботвинник – тоже человек науки и тоже прагматик в жизни. Но его
шахматный стиль выходит за рамки узкотехнических трафаретов и дает повод к
художественному восприятию. Партии Ботвинника насыщены масштабностью замыслов.
В них ощущается мощный интеллект творца, широкий арсенал используемых средств.
Здесь моя импровизация покажется и вовсе субъективной, но первое, что пришло на
ум, - это монументальные творения Рихарда Вагнера.
Зато с Василием
Васильевичем Смысловым дело обстоит куда
проще. Его гармоничный талант, кстати, охватывающий и шахматы, и музыку,
лирическая романтичность, художественная простота идей вызывают в памяти
чарующие звуки музыки Петра Ильича Чайковского. Не случайно в репертуаре баритона Смыслова
романсы великого русского композитора занимают достойное место.
Гениальный Михаил
Таль был многолик и в жизни, и в творчестве.
Ему в равной степени по душе как веселое моцартианство, так и
демонизм и виртуозность Николо Паганини. Порой, жертвуя на
алтарь атаки фигуры, Таль, подобно великому скрипачу, достигал дьявольской
выразительности, играя "на одной струне". Сам же Таль, как я где-то
прочел, оценивал себя скромнее: "Перед вами Имре Кальман".
В Тигране
Петросяне разобраться не просто. Он, быть
может, единственный в истории чемпион, стиль и творчество которого остается
нераскрытым. И если в период становления на подходе к Олимпу главным девизом
Петросяна было: "Безопасность прежде всего",
то в годы высших достижений в полной мере раскрылся и его художественный
потенциал. На музыкальном языке это прозвучало бы в диапазоне от сдержанно
скупых по выразительности, но безупречных по мастерству произведений Карла Черни до масштабных
опусов композиторов-классиков.
Ясная, гармоничная логика игры Бориса Спасского сродни
мелодике Фридерика Шопена. Та же пластичность
замыслов, совершенство формы и эмоциональная взрывчатость фантазии. Порой
пробивается, правда, и изысканная пикантность Клода
Дебюсси.
Роберт Фишер –
фигура масштабная, полифоническая, со сдержанным, но бурлящим в глубине натуры
темпераментом, - эти свойства великого шахматиста я сполна испытал в трудных
поединках нашего многострадального матча. А потому слышу в содержательных
партиях одиннадцатого чемпиона могучую палитру музыки Ференца Листа – красочность и
волевую неудержимость.
О творческой манере Анатолия Карпова, легкой по рисунку, но
глубокой и современной по содержанию, можно сказать словами Жана Кокто: "Стиль – это простой способ говорить сложные
вещи". Так создавал свои замечательные балеты Сергей Прокофьев, вторым
"я" которого, по собственному признанию, были шахматы. Наслаждаясь
партиями Карпова, можно погрузиться в волшебный мир "Золушки",
"Ромео и Джульетты"… И наоборот, слушая прозрачное звучание этих
шедевров, вспомнить творческие откровения двенадцатого чемпиона мира.
И наконец, о ярчайшем Гарри Каспарове, тринадцатом чемпионе мира. На нем и закрываю список,
поскольку личностей подобного масштаба шахматный мир пока больше не подарил.
…Гарри Каспаров – символ динамичного, бурлящего
века – отразил в шахматном творчестве и противоречивость своего времени, и
стремительность разворачивающихся на глазах событий, и сложность возникающих
глобальных проблем, и значимость новейших технических открытий. Каспаров – Шостакович в шахматах. И
его творческий симфонизм сродни гениальным творениям величайшего композитора ХХ
века." ***
Владимир Крамник,
четырнадцатый чемпион мира, – шахматист огромной практической силы,
припомнилось бабушке, не утвердился в сознании Марка Тайманова
в масштабе великой исторической фигуры, а потому
музыкальных ассоциаций не вызвал.
Примечания
** О Мурке…
А при чем здесь «Мурка»-то?
*** М.Тайманов.
«Вспоминая самых-самых»
Книга "Вспоминая самых-самых"
для ознакомления Здесь!
Семейное фото М.Тайманова – 85-летие!
С супругой и детьми
Всего одна диаграмма:
А.Карпов – М.Тайманов
Ленинград, 1977
1…Кg3 !!